Неточные совпадения
Когда Грэй поднялся на палубу «Секрета», он несколько минут стоял неподвижно, поглаживая рукой голову сзади на лоб, что означало крайнее замешательство. Рассеянность — облачное движение чувств — отражалось в его лице бесчувственной улыбкой лунатика. Его помощник Пантен шел в это время по шканцам с тарелкой жареной
рыбы;
увидев Грэя, он заметил странное состояние капитана.
Рыбачьи лодки, повытащенные на берег, образовали на белом песке длинный ряд темных килей, напоминающих хребты громадных
рыб. Никто не отваживался заняться промыслом в такую погоду. На единственной улице деревушки редко можно было
увидеть человека, покинувшего дом; холодный вихрь, несшийся с береговых холмов в пустоту горизонта, делал открытый воздух суровой пыткой. Все трубы Каперны дымились с утра до вечера, трепля дым по крутым крышам.
— Конечно, эти единоборства — безумие, — сказал Самгин строгим тоном. Он
видел, что чем более говорит Митрофанов, тем страшнее ему, он уже вспотел, прижал локти к бокам, стесненно шевелил кистями, и кисти напоминали о плавниках
рыбы.
— Меня эти вопросы не задевают, я смотрю с иной стороны и
вижу: природа — бессмысленная, злая свинья! Недавно я препарировал труп женщины, умершей от родов, — голубчик мой, если б ты
видел, как она изорвана, искалечена! Подумай:
рыба мечет икру, курица сносит яйцо безболезненно, а женщина родит в дьявольских муках. За что?
И Анисья, в свою очередь, поглядев однажды только, как Агафья Матвеевна царствует в кухне, как соколиными очами, без бровей,
видит каждое неловкое движение неповоротливой Акулины; как гремит приказаниями вынуть, поставить, подогреть, посолить, как на рынке одним взглядом и много-много прикосновением пальца безошибочно решает, сколько курице месяцев от роду, давно ли уснула
рыба, когда сорвана с гряд петрушка или салат, — она с удивлением и почтительною боязнью возвела на нее глаза и решила, что она, Анисья, миновала свое назначение, что поприще ее — не кухня Обломова, где торопливость ее, вечно бьющаяся, нервическая лихорадочность движений устремлена только на то, чтоб подхватить на лету уроненную Захаром тарелку или стакан, и где опытность ее и тонкость соображений подавляются мрачною завистью и грубым высокомерием мужа.
Но вот беда, я не
вижу, чтоб у тебя было что-нибудь серьезное на уме: удишь с мальчишками
рыбу, вон болото нарисовал, пьяного мужика у кабака…
Видели мы пролетевшую над водой одну летучую
рыбу да одну шарку, или акулу, у самого фрегата.
«Боже мой! кто это выдумал путешествия? — невольно с горестью воскликнул я, — едешь четвертый месяц, только и
видишь серое небо и качку!» Кто-то засмеялся. «Ах, это вы!» — сказал я, увидя, что в каюте стоит, держась рукой за потолок, самый высокий из моих товарищей, К. И. Лосев. «Да право! — продолжал я, — где же это синее море, голубое небо да теплота, птицы какие-то да
рыбы, которых, говорят, видно на самом дне?» На ропот мой как тут явился и дед.
В сумерки мы простились с хозяевами и с музыкой воротились домой. Вслед за нами приехали чиновники узнать, довольны ли мы, и привезли гостинцы. Какое наказание с этими гостинцами! побросать ящики в воду неловко: японцы
увидят, скажут, что пренебрегаем подарками, беречь — места нет. Для большой
рыбы также сделаны ящики, для конфект особо, для сладкого хлеба опять особо. Я сберег несколько миньятюрных подставок; если довезу, то
увидите образчик терпения и в то же время мелочности.
Далее еще лучше: «В таком-то градусе
увидишь в первый раз акул, а там летучую
рыбу» — и точно
увидишь.
Внизу, между каменьями, о которые с яростью плещутся вечные буруны, кое-где в затишьях, в прозрачной воде, я
видел стаями игравшую
рыбу разной величины и формы.
Прежде всего они спросили, «какие мы варвары, северные или южные?» А мы им написали, чтоб они привезли нам кур, зелени,
рыбы, а у нас взяли бы деньги за это, или же ром, полотно и тому подобные предметы. Старик взял эту записку, надулся, как петух, и, с комическою важностью, с амфазом, нараспев, начал декламировать написанное. Это отчасти напоминало мерное пение наших нищих о Лазаре. Потом, прочитав, старик написал по-китайски в ответ, что «почтенных кур у них нет». А неправда: наши
видели кур.
7-го или 8-го марта, при ясной, теплой погоде, когда качка унялась, мы
увидели множество какой-то красной массы, плавающей огромными пятнами по воде. Наловили ведра два — икры. Недаром
видели стаи
рыбы, шедшей незадолго перед тем тучей под самым носом фрегата. Я хотел продолжать купаться, но это уже были не тропики: холодно, особенно после свежего ветра. Фаддеев так с радости и покатился со смеху, когда я вскрикнул, лишь только он вылил на меня ведро.
В это время она оглянулась и,
увидев меня, бросила
рыбу и снова проворно нырнула в воду.
— У
рыбы кровь холодная, — возразил он с уверенностию, —
рыба тварь немая. Она не боится, не веселится;
рыба тварь бессловесная.
Рыба не чувствует, в ней и кровь не живая… Кровь, — продолжал он, помолчав, — святое дело кровь! Кровь солнышка Божия не
видит, кровь от свету прячется… великий грех показать свету кровь, великий грех и страх… Ох, великий!
В другом месте
рыбой лакомились 2 кабана. Они отъедали у
рыб только хвосты. Пройдя еще немного, я
увидел лисицу. Она выскочила из зарослей, схватила одну из рыбин, но из предосторожности не стала ее есть на месте, потащила в кусты.
В 5 часов мы подошли к зверовой фанзе. Около нее я
увидел своих людей. Лошади уже были расседланы и пущены на волю. В фанзе, кроме стрелков, находился еще какой-то китаец. Узнав, что мы с Дерсу еще не проходили, они решили, что мы остались позади, и остановились, чтобы обождать. У китайцев было много кабарожьего мяса и
рыбы, пойманной заездками.
Для уборки
рыбы природа позаботилась прислать санитаров в лице медведей, кабанов, лисиц, барсуков, енотовидных собак, ворон, сизоворонок, соек и т.д. Дохлой кетой питались преимущественно птицы, четвероногие же старались поймать живую
рыбу. Вдоль реки они протоптали целые тропы. В одном месте мы
увидели медведя. Он сидел на галечниковой отмели и лапами старался схватить
рыбу.
Около юрт обыкновенно стоят сушильни с
рыбой, распространяющей далеко вокруг промозглый, удушливый запах; воют и грызутся собаки; тут же иногда можно
увидеть небольшой сруб-клетку, в котором сидит молодой медведь: его убьют и съедят зимой на так называемом медвежьем празднике.
Я
видел однажды утром, как аинская девочка-подросток кормила медведя, просовывая ему на лопаточке сушеную
рыбу, смоченную в воде.
В одном месте я
увидел четыре уже замерзшие проруби в одну линию — это ловили
рыбу подо льдом.
(Примеч. автора.)] и
видели в ней такое движение и возню, что наши дамы, а вместе с ними я, испускали радостные крики; многие огромные
рыбы прыгали через верх или бросались в узкие промежутки между клячами и берегом; это были щуки и жерехи.
Мы поспешили пристать к берегу, чтоб
видеть, как будут вытаскивать
рыбу.
«Вот
видишь, соколик, — говорил Евсеич, — рыбы-то стало больше.
— Старый артиллерист все
видит и умеет молчать, как
рыба, Альфред Осипыч, — ответил на это пожатие Сарматов.
Всего было довольно: и зверя лесного, и
рыбы всякой, и угодий — ни в чем нужды мы не
видели.
И не поехал: зашагал во всю мочь, не успел опомниться, смотрю, к вечеру третьего дня вода завиднелась и люди. Я лег для опаски в траву и высматриваю: что за народ такой? Потому что боюсь, чтобы опять еще в худший плен не попасть, но
вижу, что эти люди пищу варят… Должно быть, думаю, христиане. Подполоз еще ближе: гляжу, крестятся и водку пьют, — ну, значит, русские!.. Тут я и выскочил из травы и объявился. Это, вышло, ватага рыбная:
рыбу ловили. Они меня, как надо землякам, ласково приняли и говорят...
— Вообразите, у вас перед глазами целый хребет гор, и когда вы поднимаетесь, то направо и налево на каждом шагу
видите, что с гор текут быстрые ручьи и даже речки с чистой, как кристалл, водой… А сколько в них форелей и какого вкуса превосходного — описать трудно. Вот ты до
рыбы охотник, — тебе бы там следовало жить! — отнеслась gnadige Frau в заключение к мужу своему, чтобы сообща с ним развлекать Егора Егорыча.
Меньшие дочери,
видя его в веселом расположении, стали просить позволения остаться поудить, говоря, что на солнечном закате
рыба клюет лучше и что через полчаса они придут пешком.
Я оделся и, проходя мимо кухни,
увидел Дэзи, которая, засучив рукава, жарила
рыбу. Повязка отсутствовала, а от опухоли, как она сообщила, осталось легкое утолщение внутри нижнего века.
Я писал, отрывался, вспоминал на переменах, как во время дневки мы помогали рыбакам тащить невод, получали ведрами за труды
рыбу и варили «юшку»… Все вспоминалось, и лились стихи строка за строкой, пока не подошел проснувшийся отец, а с ним и капитан Егоров. Я их
увидел издали и спрятал бумагу в карман.
Нередко случается, однако, что, зайдя слишком высоко или далеко в луговые поймы, не находит она водяного пути для возвращения в реку и остается в ямках и бокалдинах: если
увидят люди, то поймают ее, а если нет и бокалдины высыхают уединенно,
рыба гибнет и достается на пищу воронам и разным другим птицам — иногда и свиньям.
Вдруг
вижу я, что рыбак встал на ноги и начал водить, по-видимому, большую
рыбу.
Но бог знает, справедливо ли это объяснение: сторожкая, пугливая
рыба,
увидев какую бы то ни было движущуюся фигуру, может уплыть прочь, спрятаться — это понятно; но дальнейших соображений осторожности я не признаю: почему же головли берут редко и в глубоких местах, в воде непрозрачной, где рыбака решительно не видно?
Это озеро находится в тридцати верстах от губернского города Уфы и в полуверсте от реки Белой, с которой сливается весною; разумеется, русские называют его и сидящую на нем деревню Кишки.] таскал я плотву и подлещиков; вдруг
вижу, что на отмели, у самого берега, выпрыгивает из воды много мелкой рыбешки; я знал, что это происходит от преследования хищной
рыбы, но,
видя, что возня не прекращается, пошел посмотреть на нее поближе.
Никогда никому не входило в голову, чтоб в этой яме могла держаться
рыба, особенно караси: мальчишки
увидели плавающие поверху темные тучи какой-то
рыбы и рассказали о том в деревне.
В последний раз мне случилось
видеть такой мор в 1841 году: я жил это лето в подмосковном селе Ильинском; от него верстах в трех есть довольно большой, глубокий пруд и мельница при деревне Оборвихе на речке Сомынке; всякой
рыбы много водилось в этом пруду, потому что в нем нельзя было ловить неводом и даже бреднем по множеству подводных каршей, коряг и густой травы.
Кому из них не случалось смирно стоять или сидеть близ закинутых удочек, ожидая крупной
рыбы, и
видеть, как мелкая, поднявшись вверх, покрывает и рябит всю поверхность воды около его наплавков?
Один раз (в исходе июля), подъезжая к пруду, я
увидел, что все берега белелись, точно по краям воды лежал снег; подошед ближе, я рассмотрел, что это была снулая
рыба: окуни, плотва, язики, головлики и небольшие щурята.
Такие складные удилища, хорошо отделанные, с набалдашником и наконечником, имеют наружность толстой красивой палки; кто
увидит их в первый раз, тот и не узнает, что это целая удочка; но, во-первых, оно стоит очень недешево; во-вторых, для большой
рыбы оно не удобно и не благонадежно: ибо у него гнется только верхушка, то есть первое коленце, состоящее из китового уса или камышинки, а для вытаскивания крупной
рыбы необходимо, чтобы гибь постепенно проходила сквозь удилище по крайней мере до половины его; в-третьих, его надобно держать всегда в руках или класть на что-нибудь сухое, а если станешь класть на воду, что иногда неизбежно, то оно намокнет, разбухнет и даже со временем треснет; к тому же размокшие коленца, покуда не высохнут, не будут свободно вкладываться одно в другое; в-четвертых, все это надо делать неторопливо и аккуратно — качества, противоположные натуре русского человека: всякий раз вынимать, вытирать, вкладывать, свинчивать, развинчивать, привязывать и отвязывать лесу с наплавком, грузилом и крючком, которую опять надобно на что-нибудь намотать, положить в футляр или ящичек и куда-нибудь спрятать…
Видя, что крупная
рыба не берет, я откинул большую удочку, взял среднюю, в шесть волосков, насадил маленького сальника и закинул.
Может быть, сначала говорили «дверец», а потом, для удобства произношения, стали говорить «дворец».] между сваями, его окружавшими; едва только закинул я среднюю удочку, насаженную на раковую шейку, как пошел проливной дождь, от которого я спрятался под крышею пильной; дождевая туча еще не пронесласъ, как я услышал крик зовущего меня мельника; я поспешно бросился к нему и
вижу, что он возится с моей удочкой, на которую взяла большая
рыба; но я не успел прибежать вовремя: мельник стоял с одним удилищем и лесой, оборванной выше наплавка…
Леса взвивается вверх, как будто просто сорвалась
рыба, огорченный охотник поспешно достает свежего червя, хочет насадить и вместо крючка
видит перерезанный конец поводка или лесы, которым была она привязана…
При вытаскивании крупной
рыбы без сачка,
увидев и услышав ее, надобно подводить к берегу, особенно крутому, в таком положении, чтобы голова
рыбы и верхняя часть туловища были наружи и приподняты кверху: само собою разумеется, что это можно сделать с толстой крепкой лесою, в противном случае надобно долго водить
рыбу сначала в воде, потом на поверхности и подтаскивать ее к берегу очень бережно, не приподымая уже головы рыбьей кверху, и потом взять ее рукою, но непременно в воде.
Это и не мудрено; я
видел, как крючок, воткнувшийся в деревянную плаху очень крепко, потому что я несколько раз сильно дергал удочку, рискуя даже оторвать — был отцеплен
рыбой, которая, схватив насаженный крючок сзади и потянув вниз, весьма легко сняла его с дерева.
Я сам
видел, как крестьянские мальчики ловили некрупную пеструшку, протыкая дубинками тонкий осенний лед и опуская в пробитое отверстие нитку с крючком, насаженным навозным червяком; нитка привязывалась посередине к небольшой палочке, которая клалась поперек отверстия, так что
рыба, попав на крючок, никак не могла утащить палочку в воду.
Для насадки можно употреблять всякую мелкую
рыбу, кроме ершей, окуней и щурят: живую или снулую — для налима это все равно; я даже считаю, что снулая лучше: живая может спрятаться под траву и забиться под коряги, так что налим ее не
увидит.
Что же я
увидел? на отмели, острым углом вдавшейся в берег, не глубже двух вершков, большая стая порядочных окуней ловила мелкую
рыбу, которая от неизбежной погибели выскакивала даже на сухой берег; окуни так жадно преследовали свою добычу, что сами попадались на такую мель, с которой уже прыжками добирались до воды поглубже: я даже поймал трех из них руками.
Это уженье имеет одну невыгодную сторону: в листьях трудно разглядеть наплавок; но зато
рыба охотно и смело берет под лиственным покрывалом, и прозрачность осенней воды в этом случае помогает успешному уженью, ибо
рыба издалека
видит упавшую в воду насадку, а человека не
видит.
Какой-нибудь дикарь, бродя по берегам реки или моря для добывания себе скудной пищи или беспечно отдыхая под тенью крутого берега и растущих на нем деревьев, приметил стаи
рыб, плавающих около берегов;
видел, как голодные
рыбы жадно хватают падающих на поверхность вод разных насекомых и древесные листья, и, может быть, сам бросал их в воду, сначала забавляясь только быстрыми движениями
рыб.